Книга не для всех.
|
Ответный вопрос: а вы точно его читали, чтобы винить в чём-то не заочно? Говоря строкой самого автора, "на пиджаке блестит медаль – "За высочайшую мораль". Конечно, городские герои есть и другие. Но это не умаляет способности конкретно этого человека показывать нам реальность, актуальную до сих пор, как через призму сарказма, так и света.
Отрефлексировав постмодерн и уже находясь в стадии метамодернизма, мы почему-то продолжаем о(б)суждать чужой внешний вид, образ жизни, и редко когда публикация об Аркадии Кутилове обходится без комментариев тех, кто будто кроме заученных догматов ничего не знал. Посмотрим, что получится в этот раз.

"Нарисовали из этого "ничего" звезду". "Из бомжа, умершего на улице, на наших глазах лепят героя". "Эталон" поэта, алкаш, тунеядец". "Неужели нет настоящих героев для брендирования Омска?" Что скрывать, но Аркадия Кутилова при жизни и ещё долго после ухода, подобно установленному порядку, клеймили.
"Фонариком свободомыслия" для тех, кто готов слушать, и тех, кто хочет стать ещё ближе к Магниту, как сам себя решил называть Аркадий Кутилов, взяв позывной самолёта "из рейса 17", может стать сборник избранной лирики поэта, выпущенный в Омске фондом "Духовное наследие" на исходе лета 2025 года.

Более двух сотен из сохранившихся стихотворных произведений, написанных в 1960-1980-е годы, собраны в издании, на которое вряд ли получится не обратить внимание. В обыкновении наблюдать пёстрые полки магазинов эта книга покажется голой.

Крафтовые корочки, неприкрытый корешок из марлёвки, имя и фамилия автора - всё. Поэт "без кожи". Книга без глянца, который защитил бы от того, чтобы истрепаться. Аскетичная под стать личности автора, в духе сибирского самиздата прошлого века.
*** Себя я люблю, но не скоро, а прежде – Россию любя, в России – Сибирь, в ней – свой город, в нём – сына, а в сыне – себя.

|

Сидели двое: Я и Я же, – один поэт, другой – пиит.

Вошла не женщина, а даже, скорее, девочка на вид.


В лице – отсутствует помада, одежды – ноль, глаза – чисты.

И мы не знали, что ей надо, перепугавшись наготы.


(А ведь на улице ненастье, так хоть бы зонтик или плед...)

Пиит смутился, буркнул: "Драсьте!" "Большой привет!" – сказал поэт.


А мысли ринулись по кругу: Ведь это Правда! Наша тень!..

Мы врём частенько даже другу, а уж себе-то – каждый̆ день.


На Правду все мои надежды, она спасёт – и вгонит в гроб!

Но так вот в лоб?.. И без одежды?.. Мы не привыкли прямо в лоб.


Наш славный стыд стоит на страже, и пьяный бред, и даже блат...

...Переглянулись Я и Я же – и Правде бросили халат.

***

Я пока что в России не признан,

и кричу во любовном хмелю:

"Я вас очень, товарищ Отчизна,

я вас очень и очень люблю!"


Но не верьте... Я, может, не очень...

Я не бит, не испытан в бою...

Вдруг за пару ядрёных пощёчин

разлюблю я Отчизну свою?..


Есть одна золотая примета,

проще самых простейших примет:

слово "очень" найдёшь у поэта,

значит, это уже не поэт!

Фото с презентации книги.
Для желающих упрекнуть в пороках, про незавидную биографию в книге тоже есть: трагедии в семье и армии, скитания по редакциям и прибежищам, принудительное лечение. Напротив: иногда публиковавшиеся в газетах сочинения. С одной стороны, чистота восприятия творчества не должна опираться на "сложные жизненные ситуации", из которых сегодня принято спасать. С другой, не будь этих ситуаций - не было бы этих стихов и иллюстраций, дорисовывающих миропонимание Кутилова. Часть изображений оформлена в виде отрывных открыток. "Ищу человека!" - кричит картинка из 1970-1980-х, "продолжая" поиски Диогена Синопского из 400-300-х до н. э. Кутилов разрабатывал свою "Новую Систему Воображения", идея которой, по его же словам, родилась задолго до него в противовес рутине и косности, без "напыщенных авторитетов". И, хотя ему нельзя отказать в образованности и начитанности, давал понять: "моё поведение в быту является отражением моей позиции в поэзии".
- Пафос - незаконнорождённое дитя вдохновенности и вдохновения. Это ходульное, "картонное" чувство, и на нём, как на вешалке, болтаются немощные утилитарные и скучные идеи реалистов<…>. И если в мои произведения, помимо моей воли, проникает этот притворный мёд пафоса, я сразу же плесну в этот мёд ложечку дёгтя - иронии, - Аркадий Кутилов, "Новая Система Воображения". Очевидно, Кутилов не был оценен своими (и в некоторой степени нашими) современниками. Он их словно смущал образом мыслей, темами, задумываться над которыми было не принято.К творчеству бывшего "тунеядца", статуса, в советское время доведённого от общественного осуждения "социального паразитизма" до наказуемого преступления, начали присматриваться под иным углом зрения после распада СССР с подачи признанного советского и российского поэта и публициста, "шестидесятника" Евгения Евтушенко. Так Кутилово казался прежде понят зарубежным читателем, чем родным русским, омским.
Сегодня контекст сборника дополняют очерки, написанные художником Дамиром Муратовым, культурологом, замдиректора по научной и выставочной работе Городского музея "Искусство Омска" Анастасией Гараевой, CEO Skuratov Coffee Виктором Скуратовым, книжным блогером Александрой Макаровой, доктором филологических наук, профессором Валерий Хомяков и издателем, главой фонда "Духовное наследие" Леонидом Полежаевым, которые "рассматривают творчество поэта с теплом, а его жизнь - с пониманием".

- Никогда бы Омск не решился на то, чтобы издать Кутилова. Как никогда драматический театр (Омская драма, - прим. ред.) не поставил бы "Магнита", если бы это не сделал Екатеринбург. Если бы он был прочитан Россией, у него была бы совсем другая литературная судьба. Он говорит языком людей о том, что понятно каждому, но только если человек способен задуматься, - Леонид Полежаев, президент фонда «Духовное наследие», издатель сборника "Аркадий Кутилов. Избранная лирика".
Книга не поступит в продажу. Она будет распространяться через библиотеки и общественные активности \\?\\Тираж - всего 1000 экземпляров. Поэтому чтобы у большего числа тех, кто не "боится ржавчины", была возможность коснуться кутиловской поэзии (и уже тогда делать выводы), "Омск Здесь" частично публикует материалы \выдержки\ сборника.
Я пока что в России не признан, и кричу во любовном хмелю:
«Я вас очень, товарищ Отчизна, я вас очень и очень люблю!»
Но не верьте... Я, может, не очень... Я не бит, не испытан в бою...
Вдруг за пару ядрёных пощёчин разлюблю я Отчизну свою?..
Есть одна золотая примета, проще самых простейших примет:
слово «очень» найдёшь у поэта, значит, это уже не поэт!
Упрямый, как трактор, горяч и остёр, язык мой – не враг мой, он парламентёр.
Блестящий, как бритва, холодный, как бритва, как бритва – пособница парня-бандита.
Процентщица спит, приняв ангельский вид. Но бритва летит – и старуха хрипит.
И кровь по ковру побежит ручейком... Язык оботру голубым рукавом.
Таким языком, под кипенье крови, я вам объясняюсь, Россия, в любви.
Всем идолам души моей – амнистия! Шуруйте, держиморды, на покой!..
Фонарик моего свободомыслия включился достоевскою рукой.
Ревизия все догмы с места стронула. Вперёд, моя фантазия, вперёд!
Раскольников в костюмчике нейлоновом по Омску неприкаянно бредёт.
Все мысли перетряхиваю заново и вновь мировоззрение плету.
Фонарик мой, как НеточкаНезванова, тревожит голубую темноту.
Made on
Tilda